Таким образом, наша версия расположения дома на данный момент такова:

В 1864-1865 году братья Федосовы, Яков столяр, и Тимофей и Михайло - плотники, имели общую мастерскую в две комнаты, которая была расположена в районе Слободки (Яков Федосов здесь же и жил) - по материалам, на которые нам указала Людмила Иосифовна Капуста - на Соломенской - улица Куйбышева, на карте 1854 года - имени Жуковского.

В книге Чистова говорится, что Федосовы, по воспоминаниям родных, жили в районе Малой Слободской - Неглинской. Более того, в книге "Краеведческие чтения" 2007 года мы нашли воспоминания родственницы И. А. Федосовой, ее правнучки Титовой о том, что столярка работала по крайней мере в 1896 году (Ириа Андреевна показывала свой старый дом невестке - бабушке Титовой -  жене "тихого" Иванушки, усыновленного Ириной Андреевной. 

В книге Кузнецовой, Набоковой и Амбросимовой говорится, что, по свидетельству родственников (стр. 6), Федосовы жили в районе Малой Слободской - Неглинской - совр. Федосовой.

По свидетельству нынешнего владельца "Дома наследников Ф. А. Орехова", дом был построен на месте старого -  в 1884 году. Много ли домов было связано в Слободке с 1884 годом? Дом принадлежал Орехову - жителю заонежской деревни Сибово, и по некоторым сведениям, сибовские Ореховы были "сказочниками".  Из Заонежья был и Матвей Савельевич Фролов, у которого сннмал квартиру Барсов.

В доме была мастерская столяра-краснодеревщика, ныне перепланированная, в подвале дома хранится верстак, приобретение которого, по выясненным нам фактам, было доступно не каждому плотнику или столяру. 

Архивное фото с изображением углового дома (перекресток Малой Слободской - Соломенской - Куйбышева), подписанное как "Дом сказительницы Федосовой на улице Малой Слободской", если и делает неверное указание на угловой дом, все же дает направление на улицу Малую Слободскую.

  То есть, Малая Слободская трижды указана в различных источниках. Упоминание существования столяра-краснодеревщика на Малой Слободской, год продажи дома, артефакт-верстак и раритетные двери, при соответствующем установление примерного времени изготовления, могут служить основанием нашей гипотезы. Наш дальнейший поиск был связан с установлением нового хозяина мастерской. По документам архива, Федосовы работали из материала заказчика. Как мы знаем, так работали краснодеревщики - на заказ.

  Ее слабость - наличие в Слободке упоминаний минимум о еще двух столярных мастерских - на улице Федосовой, у Неглинки - там, где некогда стоял пильный заводик (см. по странице ниже),  и в доме - Выставочном Зале... есть и другие аргументы против нашей версии. Б. Гущин возведение дома относит к 1889 году, а владельца дома называет потомком Ореховых, восстановившим дом (данные 2009 года). Этот вопрос мы обговорили с Леонидом Леонидовичем, он пояснил, что в интервью вкралась ошибка - он-то не Орехов, а Дорошин! Но самый интригующий вопрос - как же все-таки обстояло дело с синагогой? На хорошо нам известном плане Петрозаводска 1854 года место № 43 находился на... противоположной стороне улицы! И все-таки не дает покоя перекресток Соломенской - Малой Слободской! Целых два документа указывают на него - фото дома и найденные нами с помощью Л. Капуста документы.  Пока загадок больше, чем отгадок. 

В Архиве имеется фото столярной мастерской и ее хозяина, датируемое началом 20 века, такое же фото обнаружено в книге, выложенной на сайте Национальной библиотеки.

Яков, как указывает в книге "Родословия русских сказителей Заонежья...", стр.  С. В. Воробьева, был столяром, два его брата - плотниками. Кроме братьев Федосовых, Якова и, очевидно, Тимофея и Михайло, было еще 3 работника. Их заработок их составлял около 600 рублей в год (к примеру, в 1866 году к Петрову дню стоимость коровы была 7 - 8 рублей, Памятная книжка Олонецкой губернии, 1867 год, с. 52).

   Через три года у Я. И. Федосова была уже своя столярная мастерская и даже какое-то число подмастерьев. Работало у него 4 человека, по записям книги казенной палаты, с которой мы работаем в архиве. Чистой прибыли было 150 рублей, а годовой оборот был около 1000 рублей. С детства рос при столярке подмастерьем тот самый тихий Иванушка. "По Уставу 3 п. 206 ст. Устава ремесленного",  мастер означало "хозяин". То есть, дела Федосовых пошли в гору. Впрочем, были и конкуренты: в 1865 - 1867 году  численность городских столяров-ремесленников составляла 24 человека. Столярки были таковые:  столярка на Набережной в доме Тихонова владельца Игнатия Вокулова, закупающего материалы в городе, столярка на Святнаволоцкой улице Дмитрия Фокина, с оборотом 700 рублей, работающего  из заказного и покупного материала, столярка на Б.Подгорной с годовым доходом 300 рублей, артель плотников - крестьян Толвуйской волости Ивана Ануфриева, Степана Туркова, Василия Федосова, Михаила Черепова и Андрея (...), еще одна артель из 6 человек, с 2000 рублей оборота, 200 рублей дохода, также принадлежащая выходцу из Толвуйской волости и, наконец, маленькое заведеньице на Святнаволоцкой - 150 на 60 рублей оборота-дохода. Владелец Фридрих (Ля)те. В начале 20 века мелкие мастерские уступят место более крупным предприятиям.

С основным столярным и плотницким инструментом того времени можно ознакомиться в Национальном Музее Карелии. Это были топоры, пилы, ножи, ножовки, стамески, долото, молотки, «бурав», рубанок, коловорот, рашпиль, точило, клеянка, угольник, клещи и сам верстак – если это был серьезный ремесленник, в ином случае верстак заменяют подручные материалы.

 В 18 веке толвуйские плотники заключали договоры в магистрате городаф: "И иметь свой инструмент: топор, долота, скобело, черта, нитка, мел, струг — все свое…», Возможно, и артель Федосова имела такой документ? Полный комплект необходимых для столярных работ инструментов у столяров-кустарей: верстак,  топор, пила ручная,  3 стамески, долото, бурав, навертыш, коловорот и 3 перки к нему, разводка, шерхебель, рубанок одинарный, рубанок двойной, фуганок, зензубель, шпунтубель, цинубель, федергубель, цикли, колетка, фальцтубель, рашпиль, 3 напилка, аршин, циркуль, кронциркуль, рейсмасс,  угольник, ватерпас, молоток, клещи,  струбцинок, 2 метчика, точило, 2 бруска, 2 оселка, ножевка, клеянка. 

Стоимость полного комплекта инструментов колебалась от 21 до 42 руб. Сумма эта хоть и не была велика сама по себе, но для крестьян было трудно собрать и ее. Поэтому полный  комплект инструментов у деревенского столяра найти было трудно. Это ограничивало круг его работ и понижало заработок.  

НЕ ПЕРЕВЕЛИСЬ ЕЩЕ ДРЕВОДЕЛЫ НА ОНЕГО...

 В книге «Кустарные промыслы и ремесленные заработки крестьян Олонецкой губернии» говорится о тяжелой судьбе столяров и плотников в начале 20 века. Простой стол  в начале 20 века стоит 1-3 рубля, с окраской – до 5 рублей, стул – от 50 копеек до 1. 50, оконная рама от 40 копеек до полутора рублей. Это очень мало. Употребляется простая краска коричневого или зеленого цвета. Кустари необразованны, им негде обучаться, их изделия соответствуют непритязательным вкусам и нищим кошелькам обывателей.

 Учитель Кофырин пишет в 1902 году об обучении подмастерьев в Питере: "Приезжает столяр домой – не умеет сделать сундука, стула, портной сшить простой шубы, брюк, сапожник простого сапога и т. д. Последнее обстоятельство бурлаки объясняют, во-первых, тем, что они первое время очень мало бывают в мастерской: весь первый год привитаются на кухне (в поварах, как они называют) и на посылках; во-вторых – второй и третий год тоже чаще на посылках и на других, к делу не относящихся, службах. Кроме того, большинство мастеров покажут раз и если ученик не поймет, то другого уже раза не покажут, а зададут ему самую форменную рвань, которая, по словамъ мальчиков, сильно развита в мастерских; бьют чем попало: кулакомъ, палкой и мн. др. Иные мастера стараются совсем скрыть от мальчика секрет замысловатой работы". 

   Средний доход столяра - мебельщика составлял 43, 6 руб. в год.

Жизнь обывателей была бедная, скудная.  В "Памятной книжке..." за 1867 год отмечается: "Масса мещан живет со дня на день, снискивая себе скудное пропитание в земледелии и разных случайных промыслах" (с. 140). Горожане держали скот до середины следующего, 20 века!  Оговаривается, что случаев заражения сибирской язвой людей и животных в городах уже нет, а вот в деревнях эти болезни еще случаются. Зимой в городе много нищих-ходоков из деревень, попрошаек.

  Столярные работы - изготовление мебели, окон, дверей - иногда сочетались с более "низменными" плотницкими. Если нет работы, столяры превращаются в плотников и могут при случае срубить избу. Барсов называет мужа Ирины именно «плотником». В документах Олонецкого губернского правления (фонд "Строительное отделение") за 1866 год рассказывается о восстановительных  работах после разрушения деревянной пристани, об исправлении моста через Лососинку, о работах в Кафедральном Соборе и в Губернаторском доме. Зимой на пристани «на пробу» совершались выстрелы из новых пушек, на льду Онего из деревянных брусьев сооружали мишени. Возможно, на подворье делалась заготовки икон из мелкослойной ели, художественная резьба для украшений церкви, резные перила. Ведь почему-то же ездил Яков-столяр в Соловецкий монастырь! Источники отмечают, что на Соловках за высокую плату работали только отборные мастера! Киоты, блюда для подношений делались из дерева.

"Я бы наняла ведь плотничков-работничков,

Я бы сделала кивоты белодубовы,

Я на эту могилушку умершую,

Чтобы белыим снежком не заносило бы..."

Цитата из "Избранного", с. 75. Иконы Кеми, например, вырезались из дерева, представляли из себя раскрашенные барельефы. Возможно, в квартале исторической застройки – в Слободке – еще сохранились вещи, починенные или созданные плотниками и столярами Федосовыми. У Ирины Федосовой часто упоминаются "точеные стопочки" - вешалки, крючки. Из деревенских чудес еще помнятся пряничные доски - формы для выпечки.

На момент переезда в Петрозаводск Ирине 34 года (или 39-40 лет? – по последним исследованиям С. В. Воробьевой: дело в том, что в семье Юлиных - родителей Ирины Андреевны - было две дочери, и обеих звали Иринами, разница в возрасте было около 5 лет), Барсов называет ее "женщиной лет 50-ти". В столярной мастерской она готовит, наверно, вспоминая мать, которая без попрека и усталости обихаживала семью в 22 души, - на всех работников. Ей тяжело справляться с хозяйством из-за покалеченной ноги, кто-то из подмастерьев, как это было принято, очевидно, помогает ей по дому. Городская жизнь Ирине не по душе (так отмечает с ее слов Барсов). Утешает то, что их дом стоит на берегу любимого СИНЕ СЛАВНОГО Онегушки,  да муж позволяет время от времени наведываться в Заонежье.

    Как многие жители Севера, Ирина обладает такими качествами, как терпение, трудолюбие, честность - качества, "свойственные вообще звероловлеву, рыболовному и земледельческому населению, разбросанному в захолустьях..." (Памятная книжка, 1865, с. 112). Сопротивления и неповиновения властям было 2 случая в 1862 году,  5 - в 1865.

Кстати, в 1868 году начальник губернии объявил в газете благодарность Дротаевскому – за сбор налогов (мы обнаружили эту благодарность в "Олонецких Губернских Ведомостях, №1, 1868 ГОД). Историю Дротаевского исследовала историк М.Неелова. (Национальный Архив Карелии).  Именно этот чиновник - олицетворение неправедной власти  в «Плаче о старосте». Так в Петрозаводске сошлись, не зная друг друга, Ирина и главный антигерой ее произведения, обласканный государственной властью.

 У Ирины и Якова рождаются дети. Многие петрозаводчане, это еще на памяти старожилов города,  крестили и записывали новорожденных в самом большом храме города - Соборе Святого Духа. Он был освящен в 1872 году, а через год Федосовы могли стать свидетелями открытия памятника Петру. Возможно, дети были крещены на подворье, где Федосовы снимали дом. Детские имена нам узнать не удалось. Оба ребенка умерли в младенчестве, что неудивительно. 

   Вот какую статистику приводит "Памятная книжка": в 1862-1864 годах умерших в возрасте до одного года приходилось мужского пола  41, 9, женского 37, 4 процента, еще около пятой части детей умирали в возрасте до 5 лет.

  За 40-летний период на 1000 родившихся детей оставалось в живых 680 мальчиков и 698 девочек. К 6 годам, делает вывод наш летописец, вымирает половина родившихся - "уцелевают только дети крепкого от природы сложения" (с. 91-92, 1867 год). Автор поясняет удручающую статистку отсутствием медицинской помощи и отношением  к подобным смертям как к неизбежному. В семьях с недостатком продовольствия еще одному рту  не всегда  радовались. В Памятной книжке Олонецкой губернии за 1866 год говорится о методах лечения - заговорами и кореньями, вырванными с кладбищ. Впрочем, прививку от оспы делают охотно, понимая ее пользу (прививка существует с екатериниских времен). Вообще же в Заонежье считают, что дети должны болеть, есть даже название типичной детской болезни - "свороба" (хвороба?) - от нечистоты, от сырой постели, от плохо промытых пеленок и еще от того, что со второй недели ребенка начинает прикармливать кашей, отмечает автор статьи.

Яков стал попивать. «Ея благоверный любит выпить», замечает Барсов. "Пьянство, главный порок народа, усилилось в тех местах, где в условиях наибольшей густоты населения и наиболее развитой промышленности умножилось число питейных заведений" (с. 112, 1865). Это стало причиной многих смертей, в том числе и тех, причины которых были определены как неизвестные. В газете встечаются списки..."опившихся", то есть умерших от чрезмерных "возлияниий!... Спиртного продавалось много, в архиве встретилось забавное прошение швейцарского подданного Кнухеля к правлению - дать разрешение на выделку вина изо …мха! В 1865 г. на Набережной улице в Петрозаводске существовала «ресторация с продажей питий», которую содержала жена отпускного рядового Шмула Бобермана. На той же улице находилось и «трактирное заведение» отпускного рядового Герша Каца. На Соломенской был чем-то знаменитый, очевидно, печально, трактир Гладкова. Питейные дома, погребки владельцев всех национальностей и вероисповеданий заполняли город. Вообще, интересные факты можно узнать в архивах! Так, в одно время с Федосовыми жил в городе петрозаводский мещанин купец Семен Иванович Гитлер, а в Гостином дворе вел торговлю второй гильдии купец Николай Левин - тезка нашего ... нынешнего мэра!

Вряд ли столяр посещал эти дорогие заведения, да и был ди он таким уж выпивохой? Однако в книге В. Калугина мы нашли отрывок из пока недоступной нам (она находится в Москве, в ГИМ,  рукописи Барсова: «Было и еще одно обстоятельство,— добавляет он,— которое действовало на нее угнетающим образом: покойный муж ее, хотя редко, но подвержен был «запойной слабости». В этих случаях Ирина Андреевна была сама не своя; вздыхала, горевала, унывала. Во все те минуты, в кои замечал я подобное угнетение, или просто утомление, я тотчас же прекращал записывание плачей и начинал разговор о чем-нибудь стороннем» (Рукопись 1896 г.)." Мы были в Москве во время Фестиваля Русского языка, пообщались с сотрудниками ГИМ на предмет изучения рукописи. Оказалось, что музейный архив рукописей "переживает" реконстукцию и недоступен посетителям. Пока.

   Барсов отмечает, что Ирина подшучивала над Яковом: "Яков! Помни, каков ты!  Умрет пьяница, тридцать лет дух не выходит".  Барсову она характеризует мужа как «нехлопотного», но, очевидно, она любит Якова. Говорят, что любящие часто подшучивают друг над другом на людях. Барсов пишет, интересно, когда она ласкает мужа, (уласкивает, как говорит Ирина в причитаниях), но еще интересней, когда бранит. «Волыглаз ты этакой!» (большеглазый!  - прим. Барсова). «И чёрт меня понес за тебя!»

  В Словаре Даля дается такое определение этому слову:

-    Волыглазить, волыглазничать пск. пучить глаза, зевать, пялоглазить. 

-   Волыглаз м. волыглазка ж. пск. пучеглазый, у кого большие, бесстыжие, воловьи глаза.

 Что окружало их в эти годы? Что было тогда на месте исхоженных нами улиц Слободки? Как звали людей, которые жили рядом с ними? Мы выяснили это в Национальном архиве. Выпить горячего чаю, закусить кушаньем можно было в харчевне Фердинанда Ивановича Юнга на Малой Слободской, сам хозяин - католик, занимал "три покоя", одна из комнат была переоборудована под кухню. Харчевня была неподалеку в доме фельдшера Воробьева - к нему Федосовы могли обращаться за помощью. Не в этом ли доме впоследствии расположилось аптекоуправление? На углу Садовой и Малой Слободской стоял "ренсковый погреб" Игнатия Селиверстова. Такие же погребки были в доме Титова на Соломенской, на Б. Подгорной. В доме Титова - постоялом дворе - работал часовщик. Возможно,  его звали Шеншель Пергамент. Он работал в мастерской на углу Соломенской и Подгорной Малой. В мелочные лавки привозили товар из Петербурга. Табаком торговали на Святнаволоцкой. В доме купца Румянцева чинили золотые и серебряные вещи. На Широкой, так же рядом, красили шерсть. Встречались и шапочники, и кожевники, и портные, на Святнаволоцкой Мария Ивановна Лядинская держала дамскую мастерскую. Кузнецы работали на Садовой, а Гаврила Григорьевич Левин на пересечении Широкой -  набережной Онего, там, где сейчас мэрия. На Широкой была и слесарка, и трактир - у "большого камня" - где он ? А вот интересно: на углу Малой Слободской и реки Неглинки (где же был этот угол?) работал в собственном доме сапожник - отставной рядовой Адриан Васильевич Васильев. Л. Л. Дорошин, кстати, рассказал нам, что в доме позади его дома, на Неглинской, жил отставной солдат, за которым ухаживали предки нынешних владельцев дома, который ими и был унаследован. По словам Леонида Леонидовича, это было в давние времена, когда солдаты служили еще долгий срок. Дом примерно 40 годов 19 века.  Иринья Сухарева торговала в питейном доме на Набережной, а на Соборной была булочная Игнатьева. На углу Б. Подгорной и Соломенской торговали галантереей. На Малой Подгорной была молочная лавочка Ивана Гавриловича Еремеева. На Военной улице была лавка Александра Филипповича Цыганова, небольшая, с единственным работником, торговали съестными товарами.

Торговала в лавочке, да вышла с палочкой. - шутила Ирина Андреевна. На Военной был и дом Рутковского - он торговал петербургскими товарами, в его кладовой хранилась мука. Тут же на Военной в доме Тарасова в 1883 году можно было купить спичек у отставного рядового Вульфа Каца, петрозаводского мещанина еврейского вероисповедания. Спички производил заводик на Неглинке, выше кладбища, на другом от него берегу реки, принадлежащий финляндскому уроженцу Федору Ивановичу Кейнонену. На заводе работали 15 человек рабочих, тысяча рублей дохода. Похоже, что спички отправляли в Петербург. Оттуда шли и материалы. Бургомистром в начале 80 годов был, по всей вероятности, некто Надеждин.

   Со смертью Якова петрозаводский период жизни Ирины закончился.

   Скорее всего, Яков был похоронен на старообрядческом Неглинском кладбище, окруженнном тогда небольшой, но густой еловой рощей, где в 1877 году была заложена Екатерининская православная церковь, а до этого находились «часовня и крест, которые своим происхождением указывают на то, что это кладбище до открытия епархии (1828 г.) было старообрядческое, беспоповническое».

Крест на Неглинском кладбище: одна из последних фотографий перед поджогом церкви в мае 2012 года...

Вести дело она не могла. В 1884 году она вернулась на родину, в Заонежье - нищенствовать. Значит, денег столярным трудом нажито не было, либо Ирина не получила своей доли, если мастерская была продана. Возможно и разорение. Судьба мастерской была неизвестна. Теперь, в ходе начатой архивной работы, мы узнали, что мастерская была продана новому владельцу. В 1886 году в ней с 4 работниками хозяйничал отставной солдат Тимофей Верещагин. Еще раз вспомним об "отставном солдате", живущем за домом Дорошина-Ореховых. Вот так и блуждаем в трех соснах! По-прежнему столярка располагалась в доме Александро-Свирского подворья, доход и оборот за год не определялся ввиду "открытия" предприятия. Мы ведем дальнейшие поиски. Скорее всего, с собой Ирина увезла воспитываемого ею еще с трехмесячного возраста племянника "тихого" Иванушку -  сына брата мужа.

Во времена преподавательской деятельности Барсова Олонецкая духовная семинария находилась на Владимировской набережной Онежского озера (здание крайнее справа). Отсюда он бежал в Слободку... "Эти ежедневные хождения господина в крестьянскую столярную мастерскую у окружающих вызвали, как мы знаем, лишь насмешливые улыбки и ребяческие передразнивания", пишет В. Калугин. Затем, если опираться на сведения архивистов Карельской епархии, Пименов построил новое здание на улице Гоголя. К моменту его открытия Барсова уже не было в городе. Делаем эту поправку, так как первоначально считали, что Барсов работал уже в новом здании. Но данные факты еще необходимо уточнить, так как на архивной карте Петрозаводска 1854 года духовное училище на набережной не указано, а вот на Гористой (Древлянской? - Гоголя, совр.) действительно обозначена"семинария". Мы узнали о существовании некой карты "1854 года", которую утверждал Император Николай - карты развития города. Не в этом ли секрет?..

К этому времени Е. Барсов записал от нее три книги причитаний (причитания были записаны, начиная с марта 1867 года, примерно за год), которые были изданы и отмечены медалями. Золотой медали был удостоен и сам Елпидифор Барсов, в 1870 году сменивший Петрозаводск на Москву. Но 15 лет петрозаводской жизни после встречи с ним прошли для Ирины в безвестности. С Барсовым они вновь встретились, когда им было уже много лет... Эта встреча через годы сама по себе очень интересна, ведь их объединяли общие воспоминания, дни молодости.

  «При отсутствии всяких общественных развлечений в таком губернском городе, как Петрозаводск,— вспоминал Барсов, — мысль моя естественно стремилась остановиться на каком-нибудь ученом личном интересе». Книга В. А. Дашникова «Описание Олонецкой  губернии» (Спб., 1842), в которой были приведены записи олонецких свадебных и похоронных заплачек воскресила в нем детские впечатления, заплачки «породили желание собрать это поэтическое богатство Севера»  (Рукопись 1896 г). Барсов был младше Ирины, она сначала и знаться не хотела с барином, встретила его очень холодно (каки таки причеты?). Путь от здания Духовной семинарии на общественной пристани дому Ирины в Слободке (берег Онежского озера) ежедневно в течение года проделывал Барсов (Ирина Андреевна поначалу приходила к нему, затем отказалась - ей надо было "продовольствовать" работников мастерской - значит, жили они неподалеку друг от друга).

Где же снимал жилье сам Барсов? "У Матвея Савельевича Фролова", крестьянина, который и рассказал ему об Ирине. 

Мы нашли упоминание фамилии "Фролов" в Национальном архиве. За Лососинкой, "в доме Фролова" находилась в начале 80 годов, а возможно и ранее, плотницкая артель крестьянина деревни Щельги Толвуйской волости Ивана Егоровича Гогина. Дом Фролова, очевидно, был на Болотной улице - название в документе не очень разборчиво. Четко указывается "за Лососинкой". Болотная - Ригачина, располагалась, таким образом, недалеко от Духовной семинарии, где работал Барсов, но для Ирины Андреевны такой путь по набережной вряд ли был удобен. Как и в случае с домом Ореховых, связь с Заонежьем прослеживается. 

"Е. В. Барсов не раз упоминает об утомлении, нравственном угнетении или усталости исполнительницы. В подобных случаях он проявлял удивительную чуткость и терпение. Стараясь отвлечь ее, дать возможность отдохнуть, он обращался к ней, например, с такой просьбой:— Ну, Иринушка, и ты утомилась, и моя рука устала; отдохнем — перестанем писать. Вот расскажи-ко мне лучше каки-нибудь хитры загадки?И Ирина Федосова начинала загадывать ему  хитры загадки,  которые он тоже записывал, прекрасно сознавая, что и они являются произведениями народного творчества. Заметив же, что она «приходила в равновесие духа и становилась более или менее веселою», он вновь просил ее «продолжить причет». Тогда Ирина Федосова сама говорила ему: «Ну-ко, прочитай, что написано». Он читал, и таким образом, сообщает Е. В. Барсов, «она опять, видимо, входила в роль вопленицы; творческая мысль ее подымалась и слово становилось более выразительным» (Рукопись 1896г.)" - рассказывает по документам В. Калугин.

   Весна в год их встречи выдалась холодная, затяжная, облачная,  ожидалось обилие вешней воды.  Дул западный ветер, довольно сильный, долго держались утренние морозы. Ближе к полуночи 9 марта разыгралась вьюга... Что еще происходило в 1867 году? Пишут "Олонецкие Губернские Ведомости": в феврале горожане наблюдали солнечное затмение, все как бы потемнело ненадолго, но из-за вечной облачности никто не наблюдал картины затмения во всей красе. Распоясались конокрады. Найдены были угоревшие в избе,  брошенный младенец,  на горе жителей - мёртвый, похитили и вернули в дом девицу на выданье... Избы на Великий пост окуривались ладаном, в домах теплились свечки, вели себя степенные горожане чинно и пристойно... Рядом с городом отыскали редкую белую глину - и думали, как ее употребить. Размышляли, стоит ли и как прорыть канал из Балтийского моря в Белое, и сколько выгоды будет, если норвежские суда пойдут в Питер этим каналом. Подросли цены на хлеб, овес и гречу. Европа лишилась веры в прочность мусульманского владычества, дело шло к русско-турецкой войне.  Остров Метелин был разорен страшным  землетрясением - в общем, все было, как всегда... А в самих "Ведомостях" уже печатал Заплачки и Духовные стихи некто "Е-ор Б-ов" и шла подписка на "Памятную книжку Олонецкой губернии 1867 года - за " рубль серебром". Но страшным, голодным этот год был в деревне... (смотрите страницу "Творчество")

   Знаменитый историк В. Гиляровский оставил такой портрет Барсова, правда, с поправкой более чем в 10 лет от описываемых событий, когда Барсов уже жил в Москве:

     «…Вижу, с бульварчика Патриарших прудов тропотит мелкими шажками, чуть не бежит, маленький человечек с рыжеватой округлой бороденкой и маленькими «северными» пронзительными глазками, весело глядящими, ничего не видя, из-под измятой полястой шляпенки. Одет он был в модную тогда среди небогатой интеллигенции коричневую размахайку-крылатку…», "борода нечесаная, клочковатая..." ...

   И еще, можно представить,  с каким восторгом Барсов, с детства любивший народную поэзию, записывал от Ирины ее бесценные плачи, духовные стихи, былины – в маленькой каморке, под стук молотков, в запахе свежей стружки... «золотом истекающих еловых лесов».  Да и сама Ирина произвела на него сильное впечатление, бойкая, подвижная, в полном расцвете телесных и душевных сил, хотя он и отмечал крайнюю невзрачность, то есть обычность, ее внешности, седые волосы, хромоту. Особенно поражало то, что Ирина, казалось, и мыслила, и говорила - стихами... Но организовал  их новую встречу спустя почти 30 лет не Барсов, а учитель петрозаводской гимназии Виноградов, который представил Ирину Андреевну столичной публике.

НАШ ОЧЕРК

НАША ПРЕЗЕНТАЦИЯ ПЛАЧА

На фото вверху: ЗДАНИЕ КИНОТЕАТРА "ЗВЕЗДОЧКА" - бывшего духовного училища, а во времена Барсова - семинарии. Из… Продолжение »