·Н. А. Некрасов уже в самом н. 70-х позапрошлого века, т. е. сразу же после отмеченной золотой медалью публикации Барсова, широко использовал причитания Ирины Федосовой  в поэме «Кому на Руси жить хорошо», главы которой «Демушка» и «Трудный год» созданы во многом по мотивам федосовских плачей — о старосте, о попе-отце духовном, по мужу. Сам некрасовский образ Матрены Тимофеевны (в первых черновых вариантах она даже звалась Ориной), ее судьба, рассказ о детстве тоже перекликаются с «рассказом о себе самой», который Барсов записал от Федосовой. Вся 3-я часть поэмы «Крестьянка» написана по этой «автобиографии» Федосовой и по мотивам ее причитаний («Падите мои слезоньки не на землю, не на воду…» , из причитания «Плач о старосте» - в печати нашего текста причитания выделены шрифтом). 

·Отдавая должное Некрасову-поэту (его стихи - рассказ Матрены Тимофеевны просто обжигающе действуют на читателя), Некрасову-общественному деятелю (его поэма и до сих пор имеет общественное звучание: ты и убогая, ты и всесильная, матушка-Русь!), мы хотим только отметить, что строки Ирины Федосовой звучат более поэтично, каким бы странным это не казалось... Нам представляется, что ее творчество где-то ближе к поэзии "серебряного" века,  к тем ее образам, которые проскальзывают у поэтов, обращающихся к темам народным. Вероятно, многие из них имели в качестве образца и этот источник вдохновения.

·Подтверждением этих догадок может служит высказывание Мандельштама о поэзии Анны Ахматовой:

·"Стихи ее близки к народной песне не только по структуре, но и по существу,  являясь всегда неизменно причитаниями. … эти качества делают ее особенно интересной, позволяя в  русской литературной даме двадцатого века угадывать бабу и крестьянку"

·"Если иметь в виду «горизонты поэтического сознания», то самая непосредственная параллель Ахматовой в народной плачевой традиции – великая плакальщица Ирина Федосова, исключительное дарование которой по искусству ни с кем не сопоставимо... наследие заонежской вопленицы позволяет еще раз ощутить ее неповторимость и уникальность. И это проявляется не только в репертуаре Федосовой, включающем в себя все виды обрядовой причети, не только в монументальности ее плачей. Главное в огромном таланте импровизатора, в масштабах  поэтического мышления, поэтической энергии Федосовой, создавшей образы-обобщения огромной художественной силы: Обида, Горе, «пролог с небес», связанная с идеализацией «новгородская досюльщина»; обращения к Богу

•«Слыши, Господи, молитвы мои грешные!

• Прими, Господи, ты слезы детей малыих!»,

• к Богородице. Они не имеют аналогов и не встречаются у рядовых плакальщиц. Федосова, как никто, выразила самосознание русской женщины-крестьянки ХIХ века. Она оплакала целую эпоху. И именно в этом качестве она предтеча Музы Плача Анны Ахматовой, стихами которой «заговорила» женщина беспощадного и трагического только что ушедшего столетия.  Одна достигла непревзойденной художественной высоты, оплакав ХIX век, другая – век ХХ... Речь идет не о прямом  следовании, а о «памяти жанра», который Ахматова как человек культуры впитала в себя.  Одно из самых характеристических качеств Ахматовой, по словам Л. Я. Гинзбург , «присущее ей  необычайно интенсивное переживание культуры», «стихия наследственной культуры – и девятнадцатого, и двадцатого века». Разумеется, Ахматова не могла не знать, не могла пройти мимо «Причитаний Северного края»... Не в буквальном, а в широком смысле слова Ирина Федосова – предшественница Ахматовой". (С. Лойтер) А в связи с поздним периодом ее творчества ("Реквием"), где так и звучат обличающие, некрасовские мотивы - тем более. 

Сюжет главы "Дёмушка" напоминает об истории с умершим ребеночком в плаче Ирины Федосовой "О попе-отце духовном" - батюшка учит семью, как умилостливить "неправедных судей"...

"Сговорит еще власть немилосердная:

"Ты купи нам полуштоф да сладкой водочки,

Уже дай да золотой казны по надобью,

Тут повирим мы попу-отцу духовному,

Тут забросим все дела да уголовные!"

Тут поит их крестьянин сладкой водочкой,

Он дарит их золотой казной по надобью,

Запоходят мироеды голопузые,

Со этого хоромного строеньица".

У Некрасова смерть ребеночка - Дёмушки - обретает поистине трагическое, общемировое значение.

МАТРЕНА ТИМОФЕЕВНА. РИСУНОК СЕРОВА.

·Глава "Дёмушка" представляет собою монолог. Матрена рассказывает о своём первенце, погибшем по вине свекрови, не разрешившей Матрёне взять ребёнка с собой в поле. Еще один герой - Савелий, старик, взявшийся присмотреть за дитём.  Он уснул на солнышке, и ребёнок погиб. Чудовищным в этой главе является эпизод расследования мнимой вины матери: на глазах женщины трупик её ребёнка был изрезан на кусочки, искали признаки отравления младенца, но не нашли. 20 лет прошло после смерти первенца, а душа матери болит до сих пор, признаётся она странникам. Судьба ребенка в Заонежье не всегда была сладкой, в конце 19 века общественность возмущена случаями продажи детей из семей в услужение в Питер. Стоил ребеночек порядка 10 рублей. "Котя, котя, продай дитя"...Учитель Н. Кофырин в статье "Увоз мальчиков и девочек из села Песчаного, Пудожского уезда, в Петербург (/Олонецкие губернские ведомости. 1902. № 47. С. 2 – 3) пишет о горькой участи этих детей:

"По поводу своей поездки мальцы сложили песню:

 

"Повезут насъ малыих

На лошадкахъ кариих,

Не одной на вороной,

Не воротимся домой..."

·Однако горе закалило народный характер героини. В конце истории, как и прославленная Ирина Федосова, Матрена Тимофеевна - "прозывается "губернаторшей!" -  пользуется и любовью, и уважением сельчан.

КРЕСТЬЯНКА В СИНЕМ САРАФАНЕ.

ГОСУДАРСТВЕННАЯ ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ..

·Спасает Матрену Тимофеевну собственная ее душевная сила, воля к жизни. Сама испытавшая немало горя, она становится народной заступницей..

НИКОЛАЙ НЕКРАСОВ. КОМУ НА РУСИ ЖИТЬ ХОРОШО. КРЕСТЬЯНКА (ИЗ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ) 

  ГЛАВА 4. ДЕМУШКА

"Зажгло грозою дерево,

А было соловьиное

На дереве гнездо.

Горит и стонет дерево,

Горят и стонут птенчики:

"Ой, матушка! где ты?

А ты бы нас похолила,

Пока не оперились мы:

Как крылья отрастим,

В долины, в рощи тихие

Мы сами улетим!"

Дотла сгорело дерево,

Дотла сгорели птенчики,

Тут прилетела мать.

Ни дерева... ни гнездышка...

Ни птенчиков!.. Поет-зовет...

Поет, рыдает, кружится,

Так быстро, быстро кружится,

Что крылышки свистят!..

Настала ночь, весь мир затих,

Одна рыдала пташечка,

Да мертвых не докликалась

До белого утра!..

*

Носила я Демидушку

По поженкам... лелеяла...

Да взъелася свекровь,

Как зыкнула, как рыкнула:

"Оставь его у дедушки,

Не много с ним нажнешь!"

Запугана, заругана,

Перечить не посмела я,

Оставила дитя.

Такая рожь богатая

В тот год у нас родилася,

Мы землю не ленясь

Удобрили, ухолили,-

Трудненько было пахарю,

Да весело жнее!

Снопами нагружала я

Телегу со стропилами

И пела, молодцы.

(Телега нагружается

Всегда с веселой песнею,

А сани с горькой думою:

Телега хлеб домой везет,

А сани - на базар!)

Вдруг стоны я услышала:

Ползком ползет Савелий-дед,

Бледнешенек как смерть:

"Прости, прости, Матренушка!-

И повалился в ноженьки.-

Мой грех - недоглядел!.."

Ой, ласточка! ой, глупая!

Не вей гнезда под берегом,

Под берегом крутым!

Что день - то прибавляется

Вода в реке: зальет она

Детенышей твоих.

Ой, бедная молодушка!

Сноха в дому последняя,

Последняя раба!

Стерпи грозу великую,

Прими побои лишние,

А с глазу неразумного

Младенца не спускай!..

Заснул старик на солнышке,

Скормил свиньям Демидушку

Придурковатый дед!..

Я клубышком каталася,

Я червышком свивалася,

Звала, будила Демушку -

Да поздно было звать!..

Чу! конь стучит копытами,

Чу, сбруя золоченая

Звенит... еще беда!

Ребята испугалися,

По избам разбежалися,

У окон заметалися

Старухи, старики.

Бежит деревней староста,

Стучит в окошки палочкой,

Бежит в поля, в луга.

Собрал народ: идут - крехтят!

Беда! Господь прогневался,

Наслал гостей непрошеных,

Неправедных судей!

Знать, деньги издержалися,

Сапожки притопталися,

Знать, голод разобрал!..

Молитвы Иисусовой

Не сотворив, уселися

У земского стола,

Налой и крест поставили,

Привел наш поп, отец Иван,

К присяге понятых.

Допрашивали дедушку,

Потом за мной десятника

Прислали. Становой

По горнице похаживал,

Как зверь в лесу порыкивал...

"Эй! женка! состояла ты

С крестьянином Савелием

В сожительстве? Винись!"

Я шепотком ответила:

"Обидно, барин, шутите!

Жена я мужу честная,

А старику Савелию Сто лет...

Чай, знаешь сам".

Как в стойле конь подкованный,

Затопал; о кленовый стол

Ударил кулаком:

"Молчать! Не по согласью ли

С крестьянином Савелием

Убила ты дитя?.."

Владычица! что вздумали!

Чуть мироеда этого

Не назвала я нехристем,

Вся закипела я...

Да лекаря увидела:

Ножи, ланцеты, ножницы

Натачивал он тут.

Вздрогнула я, одумалась.

"Нет,- говорю, - я Демушку

Любила, берегла..."

-"А зельем не поила ты?

А мышьяку не сыпала?"

-"Нет! сохрани господь!.."

И тут я покорилася,

Я в ноги поклонилася:

Будь жалостлив, будь добр!

Вели без поругания

Честному погребению

Ребеночка предать!

Я мать ему!.." Упросишь ли?

В груди у них нет душеньки,

В глазах у них нет совести,

На шее - нет креста!

Из тонкой из пеленочки

Повыкатали Демушку

И стали тело белое

Терзать и пластовать.

Тут свету я невзвидела,-

Металась и кричала я:

"Злодеи! палачи!..

ИРИНА ФЕДОСОВА:

Вы падите-тко, горючи мои слезушки, 

Вы не на воду падите-тко, не на землю, 

Не на Божью вы церковь, на строеньице,- 

Вы падите-тко, горючи мои слезушки, 

Вы на этого злодия супостатого, 

Да вы прямо ко ретливому сердечушку! 

Да ты дай же, боже-господи, 

Чтобы тлен пришел на цветно его платьице, 

Как безумьице во буйну бы головушку! 

Ещё дай, да боже-господи, 

Ему в дом жену неумную, 

Плодить детей неразумныих! 

Слыши, Господи, молитвы мои грешные! 

Прими, Господи, ты слезы детей малыих!»

Падите мои слезоньки

Не на землю, не на воду,

Не на господень храм!

Падите прямо на сердце

Злодею моему!

Ты дай же, боже господи!

Чтоб тлен пришел на платьице,

Безумье на головушку

Злодея моего!

Жену ему неумную

Пошли, детей - юродивых!

Прими, услыши, господи,

Молитву, слезы матери,

Злодея накажи!.."

-"Никак, она помешана?-

Сказал начальник сотскому.

- Что ж ты не упредил?

Эй! не дури! связать велю!.."

Присела я на лавочку.

Ослабла, вся дрожу.

Дрожу, гляжу на лекаря:

Рукавчики засучены,

Грудь фартуком завешана,

В одной руке - широкий нож,

В другой ручник - и кровь на нем,-

А на носу очки!

Так тихо стало в горнице...

Начальничек помалчивал,

Поскрипывал пером,

Поп трубочкой попыхивал,

Не шелохнувшись, хмурые

Стояли мужики.

"Ножом в сердцах читаете!,

- Сказал священник лекарю,

Когда злодей у Демушки

Сердечко распластал.

Тут я опять рванулася...

"Ну, так и есть - помешана!

Связать ее!"

- десятнику

Начальник закричал.

Стал понятых опрашивать:

"В крестьянке Тимофеевой

И прежде помешательство

Вы примечали?" "Нет!"

Спросили свекра, деверя,

Свекровушку, золовушку:

"Не примечали, нет!"

Спросили деда старого:

"Не примечал! ровна была...

Одно: к начальству кликнули,

Пошла... а ни целковика,

Ни новины, пропащая,

С собой и не взяла!"

Заплакал навзрыд дедушка.

Начальничек нахмурился,

Ни слова не сказал.

И тут я спохватилася!

Прогневался бог: разуму

Лишил! была готовая

В коробке новина!

Да поздно было каяться.

В моих глазах по косточкам

Изрезал лекарь Демушку,

Цыновочкой прикрыл.

Я словно деревянная

Вдруг стала: загляделась я,

Как лекарь водку пил.

Священнику Сказал:

"Прошу покорнейше!"

А поп ему: "Что просите?

Без прутика, без кнутика

Все ходим, люди грешные,

На этот водопой!"

Крестьяне настоялися,

Крестьяне надрожалися.

(Откуда только бралися

У коршуна налетного

Корыстные дела!)

Без церкви намолилися,

Без образа накланялись!

Как вихорь налетал -

Рвал бороды начальничек,

Как лютый зверь наскакивал -

Ломал перстни злаченые...

Потом он кушать стал.

Пил-ел, с попом беседовал,

Я слышала, как шепотом

Поп плакался ему:

"У нас народ - все голь да пьянь,

За свадебку, за исповедь

Должают по годам.

Несут гроши последние

В кабак!

А благочинному

Одни грехи тащат!"

Потом я песни слышала,

Всё голоса знакомые,

Девичьи голоса:

Наташа, Глаша, Дарьюшка...

Чу! пляска! чу! гармония!..

И вдруг затихло всё...

Заснула, видно, что ли, я?..

Легко вдруг стало: чудилось,

Что кто-то наклоняется

И шепчет надо мной:

"Усни, многокручинная!

Усни, многострадальная!"

- И крестит... С рук скатилися

Веревки... Я не помнила

Потом уж ничего...

Очнулась я. Темно кругом,

Гляжу в окно - глухая ночь!

Да где же я? да что со мной?

Не помню, хоть убей!

Я выбралась на улицу -

Пуста. На небо глянула

- Ни месяца, ни звезд.

Сплошная туча черная

Висела над деревнею,

Темны дома крестьянские,

Одна пристройка дедова

Сияла, как чертог.

Вошла - и всё я вспомнила:

Свечами воску ярого

Обставлен, среди горенки

Дубовый стол стоял,

На нем гробочек крохотный

Прикрыт камчатной скатертью,

Икона в головах...

"Ой, плотнички-работнички!

Какой вы дом построили

Сыночку моему?

Окошки не прорублены,

Стеколышки не вставлены,

Ни печи, ни скамьи!

Пуховой нет перинушки...

Ой, жестко будет Демушке,

Ой, страшно будет спать!.."

"Уйди!..- вдруг закричала я,

Увидела я дедушку:

В очках, с раскрытой книгою

Стоял он перед гробиком,

Над Демою читал.

Я старика столетнего

Звала клейменым, каторжным.

Гневна, грозна, кричала я:

"Уйди! убил ты Демушку!

Будь проклят ты... уйди!.."

Старик ни с места. Крестится,

Читает... Уходилась я,

Тут дедко подошел:

"Зимой тебе, Матренушка,

Я жизнь свою рассказывал,

Да рассказал не всё:

Леса у нас угрюмые,

Озера нелюдимые,

Народ у нас дикарь.

Суровы наши промыслы:

Дави тетерю петлею,

Медведя режь рогатиной,

Сплошаешь - сам пропал!

А господин Шалашников

С своей воинской силою?

А немец-душегуб?

Потом острог да каторга...

Окаменел я, внученька,

Лютее зверя был.

Сто лет зима бессменная

Стояла.

Растопил ее Твой Дема-богатырь!

Однажды я качал его,

Вдруг улыбнулся Демушка...

И я ему в ответ!

Со мною чудо сталося:

Третьеводни прицелился

Я в белку: на суку

Качалась белка... лапочкой,

Как кошка, умывалася...

Не выпалил: живи!

Брожу по рощам, по лугу,

Любуюсь каждым цветиком.

Иду домой, опять

Смеюсь, играю с Демушкой...

Бог видит, как я милого

Младенца полюбил!

И я же, по грехам моим,

Сгубил дитя невинное...

Кори, казни меня!

А с богом спорить нечего.

Стань, помолись за Демушку!

Бог знает, что творит:

Сладка ли жизнь крестьянина?"

И долго, долго дедушка

О горькой доле пахаря

С тоскою говорил...

Случись купцы московские,

Вельможи государевы,

Сам царь случись: не надо бы

Ладнее говорить!

"Теперь в раю твой Демушка,

Легко, светло ему..."

Заплакал старый дед.

"Я не ропщу, - сказала я,-

Что бог прибрал младенчика,

А больно то, зачем они

Ругалися над ним?

Зачем, как черны вороны,

На части тело белое

Терзали?...

Неужли Ни бог, ни царь не вступится?.."

"Высоко бог, далеко царь..."

"Нужды нет: я дойду!"

Ах! что ты? что ты, внученька?..

Терпи, многокручинная!

Терпи, многострадальная!

Нам правду не найти".

"Да почему же, дедушка?"

"Ты - крепостная женщина!"-

Савельюшка сказал.

Я долго, горько думала...

Гром грянул, окна дрогнули,

Продолжение »